Главная
Информация о нас
Есть мнение
Публикации
Спроси у аналитика
Библиотека
Психологические тесты
Психика и болезни тела
Пси в интернете
Книжные магазины




Вина и невиновность в отношениях.(часть 2)

Автор: Берт Хеллингер

Мститель
Мужчина лет сорока во время психотерапевтической сессии почувствовал страх, что может совершить над кем-нибудь насилие. Ни в его характере, ни в его поведении не было ничего, что указывало бы на такую возможность. Поэтому терапевт спросил, не было ли в его роду случаев насилия. Выяснилось, что дядя, брат его матери, был убийцей. Одна из его сотрудниц была и его любовницей. Однажды он показал ей фотографию другой женщины и попросил ее сходить к парикмахеру и сделать точно такую же прическу, как у той женщины. И когда окружающие привыкли к ее новой прическе, он уехал с ней за границу и там убил ее. Затем он вернулся на родину с другой женщиной, той, чью фотографию показывал жертве. Теперь она была его сотрудницей и любовницей. Но преступление было раскрыто, и он получил пожизненный срок. Терапевт продолжил собирать информацию о родственниках клиента, и прежде всего о бабушке и дедушке, родителях убийцы, поскольку его интересовал вопрос, где следует искать ту силу, которая побудила его к такому поступку. Но мужчина смог рассказать совсем немного. О дедушке ой вообще ничего не знал, а бабушка была набожной и уважаемой женщиной. Тогда клиент принялся наводить справки и выяснил, что во времена нацизма его бабушка заявила на своего мужа как на гомосексуалиста, после чего тот был арестован, отправлен в концлагерь и там убит. Настоящей убийцей в системе, от кого взяла начало обнаруженная здесь разрушительная энергия, была набожная бабушка. Сын же, напротив, как второй Гамлет, выступал мстителем за отца, но, как и Гамлет, был введен в заблуждение двойным смещением. Он взялся мстить вместо отца. Это смещение в субъекте. Но мать он пощадил и вместо нее убил другую любимую женщину. Это было смещение в объекте. Затем он взял на себя ответственность за последствия, причем не только собственного деяния, но и поступка матери. И стал похож на обоих родителей: поступком - на мать, лишением свободы - на отца. Поэтому было бы иллюзией полагать, что можно оставаться непричастным к злодеянию, если сохранять видимость бессилия и невиновности, вместо того чтобы адекватно ответить на вину преступника, даже если самим при этом придется сделать что-то плохое. Иначе у вины не будет конца. Поэтому тот, кто пассивно покоряется вине другого, не только не может сохранить свою невиновность. Он еще и сеет беду.
Прощение
Подменой назревшего столкновения служит и прощение, если оно лишь прикрывает и отсрочивает конфликт, вместо того чтобы разрешить его. Особенно пагубное влияние оказывает такое прощение, когда жертва отпускает виновному грехи, как будто у нее есть на это право. Для того чтобы состоялось настоящее примирение, невиновный не только имеет право на возмещение ущерба и искупление, он еще и обязан этого потребовать. А виновный не только обязан отвечать за последствия своего поступка, он еще и имеет на это право.
Приведу пример.

Второй раз
Женатый мужчина и замужняя женщина влюбились друг в друга, и когда женщина забеременела, они развелись со своими предыдущими партнерами и вступили в новый брак. У женщины детей до этого не было. А у мужчины была маленькая дочь от первого брака, которую он оставил с матерью. Они оба чувствовали себя виноватыми перед первой женой мужчины и его ребенком и оба очень хотели, чтобы та женщина все-таки их простила. Но она была зла на обоих, потому что за их счастье она платила благополучием своего ребенка. Однажды, когда они разговаривали об этом со своим другом, тот попросил их представить себе, что бы они почувствовали, если бы та женщина их простила. И тут они осознали, что до сих пор все еще избегали последствий своей вины и что их надежда на прощение противоречила и достоинству, и притязаниям каждого из них. Они признали, что строили свое новое счастье на несчастье первой жены и ребенка, и приняли решение подобающе выполнять все законные требования. Но от своего выбора не отказались.
Примирение
Но существует и хорошее прощение, позволяющее и виновному не потерять свое достоинство, и невиновному сохранить свое. Для такого прощения нужно, чтобы жертва в своих требованиях не доходила до крайности, а также чтобы она приняла компенсацию и покаяние, предлагаемые виновным. Без такого хорошего прощения примирения быть не может.
Приведу пример.

Сказать "Ага"
Одна женщина оставила своего мужа ради любовника и развелась с ним. Много лет спустя она поняла, что по-прежнему очень сильно его любит, и спросила, нельзя ли ей снова стать его женой. Но тот ничего на это не ответил. Тем не менее они решили сходить к психотерапевту. Для начала психотерапевт спросил мужчину, чего бы тот в результате хотел. Мужчина ответил: "Просто сказать "Ага"". Терапевт заметил, что хоть это будет и непросто, он все же постарается. Затем он спросил у женщины, что она может предложить мужчине, чтобы он снова захотел взять ее в жены. Однако та представляла себе все слишком уж просто, и ее предложение оставалось ни к чему не обязывающим. Неудивительно, что оно не произвело на мужчину никакого впечатления. Терапевт дал понять женщине, что прежде всего ей нужно признать, что в свое время она причинила мужу боль. Он должен увидеть, что она хочет исправить совершенную по отно- шению к нему несправедливость. Женщина задумалась на некоторое время, посмотрела мужу в глаза и сказала: "Мне жаль, что я причинила тебе боль. Я прошу тебя, позволь мне снова быть твоей женой. Я буду любить тебя и заботиться о тебе. Ты увидишь, что сможешь на меня положиться".4 Но мужчина По-прежнему сидел не шелохнувшись. Терапевт посмотрел на него и сказал: "Должно быть, тебе было очень плохо тогда, и ты не хочешь пережить это снова". В глазах у мужчины выступили слезы. Терапевт продолжил: "Тот, кто был вынужден страдать по вине другого, чувствует моральное превосходство над виновником своих страданий и потому считает себя вправе отвергать другого, будто тот ему не нужен. Против такой невиновности у виновного шансов нет". Мужчина улыбнулся, как будто его поймали с поличным. Затем повернулся к жене и с любовью посмотрел ей в глаза. Терапевт сказал: "Вот это и было то самое "Ага". Стоит это пятьдесят марок. А теперь исчезните, я не желаю знать, чем у вас все закончится".
Боль
Если в человеческих отношениях чья-то вина приводит к разрыву, то виновника этого разрыва мы воспринимаем как действующего свободно и независимо. Но не соверши он этого поступка, наносящего рану, быть может, он был бы обречен зачахнуть, остановиться в развитии, и тогда у него было бы и желание, и право злиться за это на другого. Нередко виновный пытается "купить" себе расставание, страдая до разрыва столь много, что уравновешивает этим боль жертвы при расставании. Возможно, через разрыв он просто хочет открыть для себя новые или более широкие горизонты и страдает, поскольку сделать это возможно, лишь причинив другому боль или вред. Однако не только виновник при расставании получает шанс начать сначала. Перед жертвой тоже внезапно открываются новые возможности. Если же другой отказывается от них и застывает в своей боли, он мешает виновному идти новой дорогой, и оба они, несмотря на разрыв, по-прежнему остаются прикованными друг к другу. Но если жертва тоже использует свой шанс нового начала, то этим она дарит другому свободу и облегчение. Из всех способов простить этот, возможно, самый прекрасный, даже если расставание необратимо. Но там, где вина и причиненный вред приняли роковые размеры, примирение возможно только при полном отказе от искупления. Это смиренное прощение и смиренное покорение бессилию. Оба, и жертва, и виновник, покоряются непредсказуемой судьбе и таким образом кладут конец вине и ее искуплению.
Добро и зло
Мы охотно делим мир на тот, что имеет право быть, и тот, что хотя и существует и действует, на самом деле не должен бы существовать. Первый мы называем добрым или здоровым, или благополучием и миром. Другой мы называем злым или больным, или бедой и войной. Или как угодно еще. Связано это с тем, что хорошим и полезным мы называем то, что является для нас легким; а то, что для нас тяжело, мы называем скверным или плохим. Но стоит взглянуть на это внимательнее, и мы увидим, что та сила, которая движет мир вперед, коренится в том, что мы называем тяжелым, злым или дурным. Побуждение к новому исходит из того, от чего мы предпочли бы избавиться или оградить себя. Поэтому, уклоняясь от тяжелого, или греховного, или требующего борьбы, мы теряем как раз то, что хотим сохранить: свою жизнь, свое достоинство, свою свободу, свое величие. Только тот, кто принимает вызов и темных сил тоже, кто согласен с их существованием, тот связан со своими корнями и источниками своей силы. Такие люди больше чем просто добры или злы. Они находятся в гармонии с чем-то большим - со своей глубиной и силой.
Свое собственное
Но есть дурное и тягостное, которое неотъемлемо от нас как наша личная судьба. Это может быть наследственное заболевание, или тяжелые обстоятельства в детстве, или какая-то личная вина. Если мы соглашаемся с этим тяжелым и принимаем его в исполнение своей жизни, оно становится для нас источником сил. Если же человек возмущается такой своей судьбой, к примеру, ранением, полученным на войне, он отбирает у судьбы ее силу. То же самое относится к личной вине и ее последствиям.
Чужое
В семейных системах в таких случаях часто кто-то другой берет на себя отвергаемую судьбу или непризнаваемую вину. Последствия этого плохи вдвойне. Чужая судьба или чужая вина не дают нам сил, ибо сделать это может лишь собственная судьба и собственная вина. Но это ослабляет еще и того, чью судьбу иливину мы на себя берем. Тогда его судьба и его вина теряют свою силу и для него самого.
Судьба
Мы чувствуем себя виновными и в тех случаях, когда судьба благосклонна к нам за счет других, а мы не в состоянии это предотвратить или изменить.
Приведем пример. Человек появляется на свет, но при этом умирает его мать. Он, конечно, не виноват. Никому и в голову не пришло бы призвать его за. это к ответу. И все же знание о своей невиновности не может снять с него это бремя. Ему никогда не избавиться от давления этой вины, поскольку он считает свою жизнь роковым образом связанной со смертью матери.
Другой пример. Человек едет на машине, вдруг внезапно лопается шина, машину заносит и она сталкивается с другой. Водитель второй машины погибает, сам же он остается невредимым. И пусть он не виноват, но с этого момента его жизнь переплетена со смертью и страданиями других, и несмотря на доказанную невиновность, он считает себя виноватым.
Третий пример. Один человек рассказывает, что в конце войны, когда его мать была беременна им, она отправилась в лазарет к его отцу, чтобы привезти его домой. Но во время бегства они столкнулись с русским солдатом и, защищаясь, убили его. И пусть это была лишь необходимая самооборона, но с тех пор и сами родители, и ребенок всегда знали за собой эту вину. Потому что продолжали жить, в то время как другой, выполнявший свой долг, погиб. В случаях такой - по воле рока - вины и невиновности мы познаем свое полное бессилие во всех отношениях. Именно поэтому нам так трудно их выносить. Будь на нас вина или будь у нас заслуга, тогда у нас были бы и власть, и влияние. Но здесь мы понимаем, что как в добре, так и во зле мы полностью во власти непредсказуемой судьбы, которая распоряжается жизнью и смертью, спасением и несчастьем, благополучием или погибелью, вне зависимости от того, плохи мы или хороши. Это роковое бессилие для многих столь ужасно, что они предпочитают отбросить полученное счастье или жизнь, вместо того чтобы принять их как милость. Они часто пытаются хотя бы задним числом вовлечь сюда личную вину или личную заслугу, чтобы таким образом все-таки как-то еще избежать своей "отданности" незаслуженному спасению или незаслуженной вине. Вот пример обычной реакции в случае роковой вины: человек, оказавшийся в выигрыше за счет другого, этот свой вьгигрыш ограничивает, отказывается от него или отбрасывает его. Например, тем, что совершает самоубийство, заболевает или становится по-настоящему виновным в моральном смысле и несет за это наказание. Такие решения связаны с магическим мышлением и являются детской формой переработки незаслуженного счастья, поскольку при более пристальном рассмотрении становится ясно, что несчастье благодаря этому отнюдь не уменьшается, а напротив, возрастает. Например, если ребенок, чья мать умерла во время родов, ограничивает свою жизнь или совершает самоубийство, тогда жертва матери оказывается напрасной, и мать словно делается ответственной еще и за несчастье ребенка. Но если ребенок говорит: "Дорогая мама, если уж случилось так, что, давая жизнь мне, ты потеряла свою, это не должно быть напрасным, я что-нибудь из этого сделаю, в память о тебе", тогда давление роковой вины превращается в двигатель жизни, в которой возможны такие свершения, на которые у других не нашлось бы сил Тогда жертва матери оказывает благотворное действие после ее смерти. Это примиряет и приносит успокоение. Здесь все участники ситуации тоже находятся под давлением потребности в уравновешивании. Ибо получивший что-то от судьбы стремится в свою очередь вернуть нечто равноценное, а если он не может этого сделать, тогда он хочет по крайней мере от чего-то равноценного отказаться. Но привычные пути в данном случае ведут в пустоту, ибо судьбу не заботят ни наши притязания, ни наше возмещение, ни наше искупление.
Смирение
Собственная невиновность - вот то, что делает столь трудно выносимой роковую вину. Если бы я был виноват и потому наказан или же невиновен и потому спасен, тогда я был бы вправе предположить, что судьба подчинена некоему моральному порядку и правилу, и с помощью вины или невиновности мог бы оказывать на нее влияние и управлять ею. Если же я, независимо от того, виновен я или невиновен, оказываюсь спасен, в то время как другие, не важно, виновные или невиновные, погибают, значит, я во всех отношениях отдан на произвол этих сил и неизбежно оказываюсь лицом к лицу с роковым бессилием моей вины и невиновности. В таком случае единственный выход для меня - просто подчиниться, покорно включиться в некий могущественный контекст, на счастье ли мое или на несчастье. Позицию, лежащую в основе такого поведения, я называю смирением. Оно позволяет мне принимать мою жизнь и мое счастье столько, сколько они продлятся, независимо от цейы, которую платят за это другие. Когда приходит мой черед, смирение велит мне сказать "да" собственной смерти и тяжелой судьбе, что бы там ни было с моей виной и невиновностью. Это смирение заставляет меня серьезно относиться к тому, что не я распоряжаюсь судьбой, а судьба мной. Что это она меня принимает, несет и дает упасть по законам, тайну которых я не могу и не вправе раскрывать. Такое смирение - соразмерный ответ роковой вине и невиновности. Оно делает меня равным жертвам и равноправным с ними. Оно позволяет мне чтить их не путем отбрасывания или ограничения того, что я получил за их счет, а именно тем, что, несмотря на высокую цену, я с благодарностью это принимаю, а потом передаю что-то из полученного дальше, другим. Сегодня я говорил в первую очередь о вине и невиновности в контексте "давать" и "брать". Но у вины и невиновности много разных лиц, и действуют они многими разными способами. Ведь человеческие отношения - это взаимодействие и смена различных потребностей и порядков, которые тоже стремятся добиться своего при помощи разных возможностей переживания вины и невиновности. Эти возможности переживания вины и невиновности я разберу, когда буду говорить о границах совести и порядках любви.
Но кое-что еще я об этом скажу.
Порядок и полнота
Порядок - способ, позволяющий различному взаимодействовать.
Поэтому ему присущи многообразие и полнота.
Он в обмене постоянном, он единит разрозненное и к общему свершенью собирает.
Поэтому ему присуще движение. Он преходящее заковывает в форму, которая ему дальнейшее существованье обещает. Поэтому ему присуща продолжительность. Но, как и дерево, что прежде, чем упасть, плод породит, который его переживет, так и порядок со временем проходит. Поэтому ему присущи обновление и перемены.
Порядки, что живут, колеблются и расцветают. Томлением и страхом нас повиноваться заставляют и действовать. Определяя границы, они же дают нам и пространство. Они за гранью того, что нас разъединяет