К ВОПРОСУ О ПСИХОГЕНЕЗЕ МАНИАКАЛЬНО-ДЕПРЕССИВНЫХ СОСТОЯНИЙ (часть 3)

Мелани Кляйн

Фрейд утверждал, что мания имеет в своей основе то же содержание, что и меланхолия, и, фактически, является способом убежать от этого состояния. Я бы сказала, что в мании Эго стремится не только найти убежище от меланхолии, но также от параноидного состояния, с которым оно не способно справиться. Его мучительная и рискованная зависимость от его любимых объектов заставляет Эго стремиться к свободе. Но его идентификация с этими объектами слишком [profound] значительная, чтобы от нее можно было отказаться. С другой стороны, Эго, преследуемое страхам плохих объектов и Ид, в своей попытке избежать всех этих несчастий, прибегает к многим различным механизмам, часть из которых, так как они принадлежат к различным фазам развития, несовместимы друг с другом.
Чувство всемогущества, на мой взгляд, является первой и самой главной характеристикой мании и, более того,(как утверждала Хелен Дейч), мания основана на механизме отрицания. Я отличаюсь от Хелен Дейч в следующем пункте. Она считает, что это "отрицание" связано с фаллической фазой и кастрационным комплексом (у девочек это есть отрицание отсутствия пениса); тогда как мои наблюдения привели меня к выводу, что этот механизм отрицания возникает на самой ранней фазе, в которой неразвитое Эго пытается защитить себя от самой сверхмощной и значительной тревоги из всех, а именно, его страха внутренних преследователей и Ид. Говоря иначе, то, что прежде всего отрицается, есть психическая реальность и Эго затем может перейти к отрицанию большей части внешней реальности.
Мы знаем, что скотомизация может привести к тому, что субъект становится полностью отрезанным от реальности, и к его полной пассивности [inactivity]. В мании, однако, отрицание связано со сверх-активностью, хотя этот избыток активности, как указывала Хелен Дейч, часто не имеет никакого отношения к достижению каких-либо реальных результатов. Я уже объясняла, что в этом состоянии источник конфликта состоит в том, что Эго не хочет и не может отказаться от своих хороших внутренних объектов и все же пытается избежать опасной зависимости от них, равно как и от своих плохих объектов. Его попытки отделиться от объекта, при этом не отказываясь от него полностью, по-видимому, обусловлены усилением собственной силы Эго. Оно достигает успеха в этом компромиссе посредством отрицания важности своих хороших объектов и также опасностей, которыми ему грозят его плохие объекты и Ид. В то же самое время, однако, оно пытается непрестанно управлять всеми своими объектами и контролировать их [master and control], и эти усилия проявляются в его гиперактивности.
На мой взгляд, совершенно специфичным для мании является использование чувства всемогущества для цели контроля и управления объектами. Это необходимо по двум причинам:
(а) чтобы отрицать страх их, который ощущается, и
(в) затем, чтобы механизм (приобретенный в прошлой - депрессивной позиции) осуществления репарации мог быть осуществлен.
Управляя своими объектами, маниакальный человек воображает, что будет предохранять их не только он нанесения вреда ему, но и друг другу. Его управление позволяет ему, в частности, предотвращать опасный коитус родителей, который он интернализировал, и их смерть внутри него. Маниакальные защиты принимают так много форм, что, конечно, не легко сформулировать общий механизм. Но я полагаю, что мы действительно имеет такой механизм (хотя его вариации бесконечны) в управлении интернализированными родителями, тогда как в то же само время существование этого внутреннего мира обесценивается и отрицается. И у детей, и у взрослых, я обнаружила, что там, где обсессивный невроз был самым сильным фактором в болезни, такое управление означало усиленное разделение [separation] двух (или более) объектов; тогда как там, где господствовала мания, пациент прибегал к методам более мощным. То есть, объекты убивались, но, так как субъект был всемогущим, он предполагал, что он может также сразу же вновь вернуть их к жизни. Один из моих пациентов говорил об этом процессе как "содержание их в отложенном оживлении". Убийство соответствует механизму защиты (сохранившемуся от прошлой фазы), состоящему в разрушении объекта; воскрешение соответствует репарации, совершаемой для объекта. В этой позиции Эго осуществляет аналогичный компромисс в своем отношении к объекту. Сильное желание [голод - hunger for] к объектам, столь характерное для мании, указывает на то, что Эго сохранило один защитный механизм от депрессивной позиции: интроекцию хороших объектов. Маниакальный субъект отрицает различные формы тревоги, связанные с этой интроекцией (то есть, тревоги, не интроецирует ли он плохие объекты или не разрушит иначе свои хорошие объекты в результате интроекции); его отрицание относится не просто к импульсам Ид, но к его собственной заботе о безопасности объекта. Таким образом, мы должны предположить, что процесс, в результате которого Эго и Эго-Идеал приходят к совпадению (что, как показал Фрейд, происходит при мании) является следующим. Эго инкорпорирует объект каннибалистическим путем ("пир", как назвал это Фрейд в своем описании мании), но отрицает, что чувствует какое-либо беспокойство о нем. "Конечно, - говорит Эго, - это совсем не имеет такого большого значения, если этот конкретный объект будет разрушен. Имеется так много других, которые можно инкорпорировать". Это умаление значения объекта и презрение к нему является, я думаю, специфической характеристикой мании и позволяет Эго осуществлять то частичное отделение, которое мы наблюдаем наряду с сильным желанием к объектам. Такое отделение, которого Эго не может достичь в депрессивной позиции, представляет собой продвижение, усиление Эго в отношении к его объектам. Но этому продвижению препятствуют описанные выше регрессивные механизмы, которые Эго в то же самое время применяет в мании.
Прежде чем я перейду к тому, чтобы высказать несколько соображений о роли, которую параноидные, депрессивные и маниакальные позиции играют в нормальном развитии, я собираюсь обсудить два сновидения пациента, которые иллюстрируют некоторые положения, которые я выдвинула в связи с психотическими позициями. Различные симптомы и тревоги, из которых я упомяну только тяжелые депрессии и параноидные и ипохондрические тревоги, вынудили пациента С. прийти на анализ. В то время, когда он видел эти сновидения, его анализ далеко продвинулся. Ему снилось, что он путешествует со своими родителями в поезде, вероятно без крыши, так как они были на свежем воздухе. Пациент чувствовал, что он "управляет всем", заботясь о родителях, которые были намного старше и больше нуждались в его заботе, чем в реальности. Родители лежали в постели, не рядом, как обычно, но концы постелей были соединены вместе. Пациент обнаружил, что ему трудно держать их в тепле. Затем пациент мочился, тогда как его родители наблюдали за ним, в сосуд, в центре которого имелся цилиндрический объект. Мочеиспускание казалось сложным, так как он особо заботился о том, чтобы не мочиться в цилиндрическую часть. Он чувствовал, что [would have not mattered] было не важно, сможет ли он прицелиться в цилиндр и не набрызгать вокруг. Когда он закончил мочиться, он заметил, что сосуд переполнен и почувствовал, что это неприятно. Во время мочеиспускания он заметил, что его пенис был очень большим и ему было некомфортно из-за этого - как если бы его отец не должен был это видеть, так как он почувствует себя униженным, а он не хотел унижать отца. В то же самое время он чувствовал, что своим мочеиспусканием он избавил отца от необходимости вставать с постели и мочиться самому. Здесь пациент остановился и затем сказал, что он действительно чувствовал, будто его родители были частью его самого. В сновидении сосуд с цилиндром был похож на Китайскую вазу, но это было не так, потому что ножка была не под сосудом, как это должно было быть, она была "в неправильном месте", так как она была над сосудом - на самом деле, внутри него. Пациент затем сказал, что сосуд ассоциируется со стеклянным колпаком, который использовался для газовой горелки в доме его бабушки, и цилиндрическая часть напоминала ему газовую калильную сетку. Затем он подумал о темном коридоре, в конце которого был слабый свет газового фонаря, и сказал, что эта картина пробуждает в нем печальные чувства. Это заставляет его думать о бедных и обветшавших домах, где, казалось, нет ничего живого и только этот слабый свет газового фонаря. Правда, надо только дернуть за шнур, и тогда свет загорится в полную силу. Это напомнило ему, что он всегда боялся газа, и что языки пламени газовой горелки заставляли его почувствовать, что они сейчас выпрыгнут на него, покусают его, как если это были львиные головы. Другая вещь, которая пугала его в газе, был "хлопающий" звук, который он издавал, когда его выключали. После моей интерпретации, что цилиндрическая часть в сосуде и газовая калильная сетка были одним и тем же предметом, и что он боялся мочиться в него, потому что не хотел по каким-то причинам, чтобы пламя погасло, он ответил, что конечно, нельзя гасить газ таким образом, так как газ все равно останется - это не свечка, которую можно просто задуть.
На следующую ночь после этой пациент видел следующее сновидение: Он слышал шипящий звук чего-то, что жалилось в печке. Он не мог видеть, что это было, но он подумал о чем то коричневом, вероятно, это была почка [kidney - ?], которая жарилась в кастрюле. Звук, который он слышал, был похож на писк или слабый крик, и ему показалось, что жарится живое существо. Его мать была там и он пытался обратить ее внимание на это, и заставить ее понять, что жарить живое существо было самым последним делом, хуже, чем варить или запекать его. Это было более мучительно, так как горячий жир не давал ему загореться целиком, и сохранял его живым, [while skinning] покрывая его. Он не смог заставить свою мать понять это, и она, казалось, не беспокоилась. Это взволновало его, но некоторым образом и успокоило, так как он подумал, что все это не может быть так печально, если она не беспокоится. Печь, которую он не открывал в сновидении - он не видел [kidney] и кастрюлю - напомнила ему холодильник. В квартире своего друга он часто путал дверцу холодильника и дверцу печки. Он удивился, что жар и холод, некоторым образом, являются для него одним и тем же. Мучительный горячий жар в кастрюле напомнил ему книгу о пытках, которую он прочел ребенком; его особенно взволновало отсечение головы и пытки горячим маслом. Отсечение головы напомнило ему о короле Чарльзе. Его очень взволновала история о его казни, и позже у него развилось своеобразное увлечение им. Что касается пыток горячим маслом, он обычно много думал о них, представляя себя в такой ситуации (особенно как горят его ноги), и пытался придумать как, если это произойдет, можно было бы сделать так, чтобы сделать боль по возможности самой слабой.
В тот день, когда пациент рассказал мне это второе сновидение, он сперва сделал замечание о том, как я зажигаю спички, чтобы закурить сигарету. Он сказал, что было очевидно, что я не зажигаю спичку правильным способом, так как верхушка спички отлетает в его сторону. Он подразумевал, что я зажигаю спичку под неправильным углом, и затем сказал: "как мой отец, который неправильно подавал мячи в теннисе". Он задумался, как часто случалось прежде во время его анализа, что верхушка спички отлетала в его сторону. (Он делал замечания раз или два раньше, что я должно быть пользуюсь обычными спичками, но теперь он критицизм был направлен на мой способ зажигать их.) Он не был склонен говорить, жалуясь, что он был сильно простужен последние два дня; он чувствовал, что его голова очень тяжелая, и уши заложены, слизи было больше, чем обычно в тех случаях, когда он простужался. Затем он рассказал мне сновидение, которое я уже представила, и в ходе ассоциаций его раз упомянул простуду и то, что она сделала его таким несклонным делать что-нибудь.
Анализ этих сновидений пролил новый свет на некоторые фундаментальные моменты в развитии пациента. Они уже возникали раньше и были проработаны прежде в его анализе, но теперь они появились в новой связи и после этого стали полностью ясными и понятными для него. Сейчас я выделю только моменты, касающиеся выводов, сделанных в этой статье; я должна упомянуть, что я не имею возможности процитировать самые важные из возникших ассоциаций.
Мочеиспускание в сновидении ведет к ранним агрессивным фантазиям пациента, направленным на его родителей, особенно против их сексуальной связи. Он фантазировал о том, что покусает и съест их, и, среди других атак, о мочеиспускании на и в пенис его отца, чтобы [skin and] зажечь его и сделать так, чтобы отец заставил мать запылать внутри в их половом акте (пытка горячим маслом). Эти фантазии распространялись на детей внутри тела его матери, которых надо было убить (сжечь). То, что горело заживо в кастрюле [kidney-??], символизировало одновременно пенис его отца - приравненный к выделениям - и детей внутри тела его матери (печь, которую он не открыл). Кастрация отца выражалась ассоциациями об отсечении головы. Присвоение пениса отца было показано чувством, что его пенис слишком большой и что он мочится одновременно за самого себя и за своего отца (фантазии об обладании пенисом отца внутри своего или присоединении его к своему появлялись часто во время его анализа). То, что пациент мочился в сосуд, означало также его сексуальную связь с матерью (поскольку сосуд и мать в сновидении представляли собой одновременно ее как реальную и как интернализированную фигуру). Импотентный кастрированный отец был вынужден смотреть на половые отношения пациента со своей матерью - перевертывание ситуации, через которую пациент проходит в фантазии в своем детстве. Желание унизить своего отца выражалось в его чувстве, что он не должен делать так. Эти (и другие садистические фантазии) приводили к тревогам различного содержания: мать нельзя было заставить понять, что для нее опасен горящий и кусающий пенис внутри нее (горящие и кусающие головы львов, газовая горелка, которую он зажигал), и что ее дети могли сгореть, и в то же самое время были опасны для нее самой [kidney] в печи). Чувство пациента, что цилиндрическая ножка была "в неправильном месте" (внутри сосуда, а не снаружи), выражало не только его раннюю ненависть и зависть к тому, что его мать принимает пенис его отца в себя, но также его тревогу об этом опасном событии. Фантазия о сохранении [kidney] и пенис в живых, тогда как они подвергались мучениям, выражала одновременно деструктивные тенденции против отца и детей, и, в некоторой степени, желание сохранить их. Особое расположение постелей - отличное от расположения в реальной спальной комнате - в которых лежали родители, показывало не только первичное агрессивное и ревнивое стремление разделить их в их половой связи, но также тревогу, не будут ли они повреждены или убиты половой связью, которую в своих фантазиях их сын сделал такой опасной. Желание смерти родителям привело к огромной тревоги за их жизнь [of their death]. Это было показано ассоциациями и чувствами, связанными с слабым газовым светом, увеличенным возрастом родителей в сновидении (старше, чем в реальности), их беспомощностью и необходимостью для пациента держать их в тепле.
Одна из защит против его чувства вины и его ответственности за несчастья, которые он устроил, была выявлена ассоциацией пациента о том, что я зажигаю спички и что его отец подает теннисный мяч неправильно. Таким образом он делал родителей ответственными за их собственную ошибочную и опасную половую связь, но его страх возмездия, основанный на проекции (я сжигаю его) выражался его замечанием о том, что он задумался, как часто во время его анализа верхушки от моих спичек отлетали в его сторону, и всеми другими одержаниями тревог, связанных с атаками на него (голова льва, горящее масло).
Факт, что он интернализировал (интроецировал) своих родителей, проявлялся в следующем:
(1) Вагон, в котором он путешествовал со своими родителями, постоянно заботясь о них, "управляя всем", представлял собой его собственное тело.
(2) Вагон был открытым, по контрасту с его чувством, представляющим их интернализацию, что он не мог освободиться от своих интернализированных объектов, но то, что он был открыт, было отрицанием этого.
(3) Что он должен был все делать для своих родителей, даже мочиться за своего отца.
(4) Определенное выражение чувства, что они были частью его самого.
Но, через интернализацию его родителей, все ситуации тревоги, которые я упомянула прежде в отношении к реальным родителям, стали интернализированными и таким образом умножились, интенсифицировались и, частично, изменились в характере. Его мать, содержащая горящий пенис и умирающих детей (печь с кастрюлей, в которой что-то жарится), находится внутри него. Имеется тревога о том, что его родители занимаются опасными половыми отношениями внутри него, и что необходимо держать их порознь. Эта необходимость стала источником многих ситуаций тревоги, и в его анализе было обнаружено, что она лежит в основе его навязчивых симптомов. В любой момент могли совершить опасный половой акт, сжечь и съесть друг друга, и, так как его Эго стало местом, где разыгрываются все это ситуации тревоги, они могли также разрушить его. Таким образом, он в то же самое время должен был выносить огромную тревогу одновременно за них и за себя самого. Он был полон печали из-за неизбежной смерти интернализированных родителей, но в то же время он не осмеливался полностью оживить их (он не осмеливался дернуть за шнур газовой горелки), так как их полное возвращение к жизни подразумевало половую связь, и это тогда привело бы к их смерти и к его.
Затем, существуют опасности, исходящие от Ид. Если ревность и ненависть, возбужденные какой-либо реальной фрустрацией, бьют ключом в нем, он будет опять в фантазии атаковать интернализированного отца своими горящими выделениями, и нарушать их половых отношения, которые приводят к обновлению тревоги. Либо внешние, либо внутренние стимулы могут увеличить его параноидные тревоги, связанные с интернализированными преследователями. Если он затем также убивает своего отца внутри себя, мертвый отец становится преследователем особого рода. Мы видим это из замечания пациента (и последующих ассоциаций), что горящий газ нельзя погасить жидкостью, останется газ. Здесь параноидная позиция выходит на первый план и мертвый объект внутри становится приравненным к фекалиям и газам. Однако, параноидная позиция, которая была очень сильна в пациенте в начале его анализа, но сейчас значительно ослабела, не много проявляется в этих сновидениях.
В сновидениях доминируют чувства разочарования, которые связаны с тревогой за его любимые объекты и, как я указывала раньше, являются характерными для депрессивной позиции. В сновидении пациент имеет дело с депрессивной позицией различным образом. Он использует садистический маниакальный контроль за своими родителями, держа их отдельно друг от друга и таким образом приостанавливая их приятные, равно как и опасные, половые отношения. В то же самое время, способ, которым он заботится о них, указывает на обсессивные механизмы. Но его главным способом преодоления депрессивной позиции является восстановление [restoration]. В сновидении он посвящает себя полностью своим родителям, чтобы они были живы и им было комфортно. Его беспокойство о матери доходит до его самого раннего детства, и стремление держать ее в порядке и восстановить ее, равно как и своего отца, и сделать так, чтобы росли дети, играет важную роль во всех его сублимациях. Связь между опасными событиями внутри него и ипохондрическими тревогами проявляется в замечаниях пациента о том, что он был простужен, когда видел эти сновидения. По-видимому, слизь, которой было больше, чем обычно, идентифицировалась с мочой в сосуде - с жиром в кастрюле - в то же самое время с его спермой, и что его голове, которая была такой тяжелой, он носил гениталии своих родителей (кастрюля с [kidney]). Слизь, предназначалась для предохранения гениталий его матери от контакта с гениталиями отца, и в то же самое время она подразумевала сексуальные отношения с его матерью внутри. Чувство, которое было у него в голове, что она заблокирована (уши заложены), чувство, которое соответствовало блокированию гениталий родителей друг от друга, и сепарации его внутренних объектов. Одним из стимулов к сновидению была реальная фрустрация, которую пациент пережил незадолго до того, как видел эти сновидения, хотя это переживание не привело к депрессии, но оно сильно нарушило его эмоциональное равновесие, факт, который стал известен из сновидений. В сновидении депрессивная позиция выглядит усиленной, а эффективность мощных защит пациента, в некоторой степени, ослаблена. Это было не так в его реальной жизни. Интересно, что другой стимул к сновидению был совсем другого рода, Уже после болезненного переживания он недавно с его родителями был в коротком путешествии, которое принесло им много удовольствия. Действительно, начало одного из сновидений напоминает ему об этом приятном путешествии, но затем его депрессивные чувства затмевают приятные. Как я уже указывала раньше, пациент прежде обычно очень беспокоился о своей матери, но это отношение изменилось во время его анализа, и он был теперь совершенно счастлив и беззаботен в отношении к своим родителям.