Депрессия глазами других (1 часть).

Депрессия подобна даме в черном. Если она пришла, не гони ее прочь, а пригласи к столу, как гостью, и послушай то, о чем она намерена сказать.
Карл Густов Юнг

Уважаемые читатели, я начинаю цикл статей о депрессии с освещения особенностей взаимодействия окружающих людей с человеком, переживающим депрессию, и с рекомендаций родственникам людей, страдающих депрессией. Это вовсе не означает, что эти статьи предназначены только для родственников. Эти статьи, вероятно, будут интересны и самим людям, переживающим депрессию. Депрессивное переживание, сопровождающееся внешним проявлением, которое можно было бы назвать "уходом в себя", на самом деле, может быть, в большей степени, чем какое другое психическое страдание, обнаруживает потребность в сопереживании со стороны окружающих. Вся трагедия депрессии заключается в том, что человек, находясь в состоянии депрессии, не может объяснить свое состояние и принять участие близких ему людей. А окружающие люди не могут "принять" депрессию как неизбежное состояние здесь-и-сейчас того, кому они хотят помочь, пытаясь "вытащить" его насильственным образом из этой депрессии.

И тогда оказывается верным высказывание, что когда мы смеемся - с нами смеется весь мир, когда мы плачем, то плачем в одиночестве.
Возможно эти статьи помогут понять депрессию людям, находящимся во взаимоотношении с человеком, переживающим депрессию, также как, взгляд со стороны может помочь понять не только то, как и почему депрессия часто не вызывает понимания со стороны окружающих, но и свою депрессию глазами других.

Чужая депрессия, порой, так сильно пугает, что человек, переживающий депрессию, оказывается в вакууме... Или, может, ему только кажется, что он один? Депрессия - это состояние, затрагивающее не только одного человека. Депрессия проникает в межличностные отношения в семье, на работе, везде. Что же происходит тогда, когда кто-то попадает в поле зрения человека, переживающего депрессию, когда их взгляды встречаются? Сколь сильно отдельные люди отличаются по своему характеру, столько же многообразны и формы взаимоотношений с человеком, находящимся в состоянии депрессии. Даже в супружеских парах, где кто-то болен депрессией, когда один супруг, в силу своего выбора спутника жизни, остается рядом с другим, заболевшим депрессией, в течение всей своей жизни, наблюдаются неоднородные модели межличностных взаимодействий. Но при всем их многообразии можно отметить и общие черты. Так, например, у большинства собеседников депрессивных лиц, тем или иным образом, выражается неуверенность. Многие чувствуют, что не могут "достучаться", что им что-то не хватает, что их "не слышит" депрессивный собеседник. У многих такое чувство вызывает позыв "встряхнуть", "пробудить от спячки". Другие сообщают, что отстраненность и стереотипность ответов депрессивного собеседника создает у них ощущение участия в трудной работе, и, что после такой беседы они чувствуют себя опустошенными и измотанными.
Многие супруги, искренне любящие своих жен, отмечают нечто подобное: "Я всегда помню, что моя жена страдает, но этого страдания я не могу постичь. Я хотел бы быть рядом с ней, сочувствовать, помогать, но из этого ничего не получается. Она и сама не знает, чего же ей не достает".
Такие моменты опустошения трудно выразить словами. Очевидно, они находятся по ту сторону разума, чтобы это чувство можно было выразить посредством слов. Страх "попасть" в эту пустоту и открыть для себя ощущение близости бездонной пропасти, нередко, принуждает родственников человека, переживающего депрессию, "убегать" в чисто бытовую деятельность, связанную с уходом и обеспечением физического комфорта, выражая таким образом свое участие к депрессивному члену семьи, с целью избежать тесного общения с ним, и, тем самым, обрекая его на одиночество. Среди специалистов, призванных оказать помощь человеку, страдающему депрессией, врачей и психологов, оказывается типичной схожая форма реагирования. Велико искушение с целью самозащиты, по возможности, ограничить глубокий контакт с человеком, пребывающим в депрессии, и держаться на почтительном расстоянии, сохраняя определенную дистанцию в страхе "заражения" чувств.
Чем же вызвано это чувство пустоты, возникающего у партнера депрессивного человека, супруга, лечащего врача, психолога?
Прежде всего, существует экзистенциальный страх перед депрессией, которая, возможно, стала болезнью нашего времени, и которой страшится каждый, боясь возвращения к своей собственной депрессии. Потому что любой человек переживал в жизни депрессивные эпизоды той или иной тяжести.
Конечно, многие люди утверждает, что депрессия им незнакома. Это лишь означает, что тем больший страх они перед ней испытывают, потому что своим отрицанием эпизодов сильно сниженного настроения или глубокой печали в своей жизни он обнаруживают величайший страх перед этим, "убегая" в деятельную активность, будучи не в силах даже помыслить об этом. Если человек утверждает, что у него всегда хорошее настроение и он всегда полон сил, если он говорит, что ему неведомы угрюмость, бессилие и уныние, можно уверенно утверждать, что он "бежит" в свою деятельную активность от себя самого, как многие родственники тяжело больных депрессией "убегают" от их депрессии в активность ухода за этими больными.
Кроме этого страха пережить вновь свою депрессию (о которой можно уже и не помнить) или "заразиться" чужой (что, на самом деле, одно и тоже), существует характерная особенность взаимодействия с депрессивным собеседником, вызывающая тяжелое чувство и переживания опустошенности.
Не все люди, сталкивающиеся с человеком, переживающим депрессию, отмечают это чувство опустошенности. Это связано, прежде всего, со способностью обнаруживать и дифференцировать свои чувства, а также с отношением к переживанию депрессии. Человек, "бегущий" от собственной депрессии в гипоманиакальную активность деятельности не сможет обнаружить в себе этого чувства "опустошенности", защищаясь от него осуждением депрессивного человека, обвинением его в лени, мнительности и, даже, приспособленчестве.
Для того, чтобы понять, как человек воспринимает "чужую" депрессию, разберем некоторые особенности коммуникации при беседе.
Вся трагедия человека, переживающего депрессию, заключается в том, что он оказывается неспособным выразить словами свою потребность в любви
Депрессивное состояние близкого человека всегда очень остро переживается окружающими. Эти переживания связаны не только с сочувствием, но и с состоянием беспомощности и непонимания, которые они испытывают (см. стаью Чужая депрессия).
Между тем, понимание со стороны близких людей - это то, в чем больше всего нуждается человек, находящийся в депрессии. И сочувствие без понимания кажется фальшивым.

Это связано с тем, что сама депрессия, кроме того, что являясь внутренним переживанием, представляет собой также некое послание для окружающих, прежде всего для близких людей. Внутренняя реальность не существует сама в себе, также как внутренние переживания не могут возникать ниоткуда. Вся внутренняя жизнь человека существует не столько для него самого, а, в конце концов, для проявлений в окружающем мире через взаимодействие с окружающими его людьми, прежде всего близкими людьми, теми, кого мы любим (или кого мы хотели бы любить). Человек не может существовать в изоляции, что всем известно. Но он не может существовать в изоляции не просто потому, что у него есть некая необходимость в общении, а потому что он имеет непреходящую потребность любить и быть любимым. В какой бы форме эта потребность не выражалась - это суть фундаментальная основа эмоциональной жизни человека, без которой он всего лишь конгломерат клеток, производящих потребление и выделение. Депрессивное состояние, а точнее, депрессивное поведение, следует считать выражением неудовлетворенной потребности в любви или, точнее, как метко выразился психоаналитик Шандор Радо (Rado, 1956), вопль о любви. А я бы добавил: немой вопль о любви, немой крик.
Вся трагедия человека, переживающего депрессию, заключается в том, что он оказывается неспособным выразить словами свою потребность в любви. Но часто, возможно даже чаще всего, сам человек в состоянии депрессии не может почувствовать всю остроту своей потребности в любви.
Склонность к депрессиям бывает связана с дефицитом любви в детстве со стороны родителей, прежде всего со стороны матери. Когда ребенок развивается, испытывая на себе хронический дефицит любви, ему приходится приспосабливаться, для того чтобы выжить в такой ситуации. Это приспособление заключается в том, что у него формируются специфические психологические защиты, прежде всего отрицание. Это выражается в том, что ребенку приходится отрицать свою потребность в любви: Раз любви нет - значит она мне не нужна, у меня нет в ней потребности. Такой защитный способ реагирования становиться устойчивым. Проблема состоит в том, что психологические защиты бессознательны. В результате такого диссонанса - разверзается чудовищная пропасть между человеком, переживающим депрессию, и окружающими его людьми. Ведь этот человек не знает причину своего состояния, но находит что-то, что кажется окружающим преувеличенным, надуманными и, даже, несущественным (или несуществующим). Но ведь это ЕГО переживания - и они НАСТОЯЩИЕ!
В итоге получается, что человек в состоянии депрессии, не зная почему у него депрессия, называет "поверхностные" причины. А его близкие люди, не в силах его понять и помочь, в конце концов, дистанцируются от него. И человек, переживающий депрессию, получает вместо любви глицин, витамины и антидепрессанты, если не находит успокоение в алкоголе или наркотиках . Антидепрессанты, алкоголь и наркотики приводят к привыканию и только усугубляет его положение. Если антидепрессанты, все же помогают, человек становится для всех (и для себя самого) - больным. Если же помогает алкоголь или наркотики, он становится - больным и плохим. Тогда все его начинают учить и лечить - и вместо любви он, в конце концов, все равно, получает транквилизаторы, и нравоучения со стороны нарколога. А близкие, считая это лечением - перекладывают всю ответственность с себя на этого нарколога. А для самого человека, переживающего депрессию, это оказывается единственной формой любви и заботы, которых ему так не хватает со стороны близких. Нарколог (или психиатр) становится для него матерью, которая заботится о нем, а значит любит его, а транквилизаторы, витамины и глицин - молоком из ее груди. Он становится суррогатной матерью, а родственники находят себе оправдание, чтобы дистанцироваться. Так образуется порочный круг суррогатных взаимоотношений, из которого, кажется, нет выхода.